Ю.С. Грачев В Иродовой бездне часть2

Глава 6. Клопиная ночь (Самарканд)

"Страдающий плотию перестанет грешить"

1 Петр. 4:1

Поздно ночью Лева прибыл в большой среднеазиатский город Самарканд, бывший в то время столицей Узбекистана. Здесь он надеялся увидеть своего двоюродного брата Юрия. Но придя по адресу, узнал, что тот уехал. Отыскав самаркандского пресвитера, решил переночевать у него. Пресвитер слышал о Леве от Юрия и принял его приветливо. Они пили чай и тихо разговаривали. Лева кратко рассказал ему, для чего и почему он тронулся в путь. Старик погладил свою бороду и едва слышно произнес: "Это удивительно! В наше время все пресвитеры, проповедники, кто только успел, бегут в Среднюю Азию, чтобы только избавиться от страданий, а ты идешь им навстречу!"

- Господь зовет, - ответил Лева - и идя за Ним, избежишь скорбей.

- Это конечно, - сказал пресвитер. - Ведь все мы немощные... - и, наклонившись к уху Левы, он прошептал:

- Признаюсь тебе, брат, тяжело мне, а иногда выхода нет. Вызвали меня туда и говорят: "Как только приедет кто-то из верующих жить в Самарканд, так донеси нам, иначе арестуем тебя". Вот и приходится мне ходить к ним, на братьев доносить. А как же иначе? У меня семья, дети. Страдает душа, мучается, да нет выхода - подписку дал...

Леве было до глубины души жаль старика, он видел, что и жить-то ему осталось немного, но прославить Бога твердости у него не хватало.

- Ты переночуй у меня, - предложил пресвитер, - а завтра поедешь. Лева согласился. Хозяин уложил его на деревянном сундуке в передней, а сам ушел спать к себе. Эту ночь Лева никогда не забудет. Говорят, у каких-то индейцев есть такой обычай: прежде, чем юноша становится воином, ему надевают на руки рукавицы, наполненные москитами, и он должен спокойно выдержать миллионы укусов и этим показать свое терпение и выносливость. Нечто подобное случилось с Левой. Как только потушили керосиновую лампу и он после молитвы улегся на тюфячок на жестком сундуке в надежде хорошо отдохнуть после знойного дня, сотни клопов набросились на него. Он мужественно защищался, давил их на лице, шее, руках и ногах, отчего получалась нестерпимая вонь. Но как ни пытался Лева обороняться, новые и новые полчища тощих, больших и малых клопов с каким-то особым остервенением нападали на него. Все тело горело, как в огне. Он давно не ощущал клопиных укусов, и этот неприятный сюрприз просто ошеломил его. Встать, зажечь свет и выйти - он не решился. Всю ночь он метался, но ни одного стона или звука ропота не сорвалось с его уст. Хотелось спать, но это было невозможно.

- Что это? Зачем я здесь? Зачем брат поместил меня сюда?

К утру полезли мысли, а не напрасно ли он оставил свою квартиру и пустился в путь, который начался так ужасно. И вдруг он понял, в чем дело. Это сатана искушает! Ведь Христос, выходя на служение, перенес муки голода, искушения сатанинские, а потом уже пошел дальше.

Лева стал молиться, и как будто укусы стали не так ощутимы. Начинало светать. С сильной головной болью встал он утром.

- Ну, как брат, хорошо отдохнул? - поинтересовался утром пресвитер.

- Хорошо, хорошо, -- сказал Лева. - Только знаете, у вас клопы покусывают...

- Да, есть немного, - сказал хозяин. - Но ничего, мы их уже не замечаем.

Позавтракали, и пресвитер проводил Леву на вокзал и посадил в поезд.

- До свидания, дорогой брат! - сказал он Леве, - Встретимся, если не здесь, то там, в доме Отца.

Здесь, на земле, они больше не встречались. Встретятся ли в вечности - Лева не знал. Ведь участь боязливых ужасна...

Глава 7. Лев бесстрашен (Станция Урсатьевская)

"Праведник смел,- как лев".

Пр.28:1

Он слез на станции Урсатьевская и стал отыскивать верующих. Быстро нашел их.

- Слава Богу, - сказала, улыбаясь, старушка. - Наконец-то нам Господь гостя прислал, а то про нас проповедники забыли.

- Я не проповедник, - сказал Лева. - Я к вам мимоходом, отсюда иду пешком в Ура-Тюбе.

- Зачем же туда, сынок? На работу устраиваться?

- Нет, не на работу. Там есть ссыльные, хочу их посетить.

- Что они, родственники или знакомые вам?

- Да, такие же родственники и Знакомые, как и вам - по крови Христа, - ответил Лева.

Скоро пришли еще другие верующие и стали жаловаться, что у них закрыли молитвенные собрания.

- Молиться надо! - сказал Лева и, открыв книгу "Есфирь", начал читать о том, какой героизм проявила Есфирь, пойдя хлопотать к царю о своем народе.

- Нам тоже говорят, - сказал пожилой брат, - что надо идти в ОГПУ хлопотать, да никто у нас не решается, все боимся.

- Давайте молиться! - сказал Лева.

После горячей молитвы у Левы появилась мысль: а почему бы не пойти ему в местное ОГПУ и не похлопотать? Ведь не ради себя, а ради доброго дела будет он подвергать себя риску.

- Братья и сестры! Молитесь обо мне горячо. Завтра утром я иду в ОГПУ.

И наутро он без страха и сомнения стоял перед начальником ОГПУ и просил разрешения собираться верующим для молитвы.

- Да мы им не запрещаем, - ответил он. - Пусть только антисоветскими делами не занимаются.

И, посмотрев на юношу, спросил:

- А ты тоже из них? Верующий?

- Да, верующий.

- Странно! Ну, иди. Молитесь, как там полагается вам.

Лева пришел к своим и передал им свой разговор с начальником местного отделения ОГПУ.

После этого верующие стали собираться для молитвы.

Глава 8. Принимают за больного (Ура-Тюбе)

"Сила Моя совершается в немощи".

2 Кор. 12:9

Он хотел выйти пораньше утром, когда туркестанское солнце еще не накалило землю. Но пока он прощался с родными, пока слушал пожелания в свой адрес, солнце поднялось высоко и с каждой минутой становилось все жарче и жарче. Предстояло пройти сорок километров пешком в пустыне, пока не начнутся горы Узбекистана и Таджикистана, где было курортное местечно Ура-Тюбе.

Лева имел самый походный вид. С одной стороны сбоку висела фляжка, вещевой мешок - за плечами и через плечо скатанное демисезонное пальто. Первые километры он прошел быстро, бодро и легко! Потом, по мере того как солнце поднималось все выше и выше, а сил становилось меньше, путь становился все труднее. Он не раз прикладывался к фляжке. Вода уменьшалась, нужно было дорожить каждой каплей. Как ни напрягал он силу воли экономить воду, жажда нарастала, и скоро фляжка опустела. Дорога шла ровная, укатанная, временами по ней проходили машины, но не было места присесть, отдохнуть: солнце все раскалило, и не было ни кустика, ни малейшей тени.

- Господи, помоги мне! - просил Лева, начиная терять силы. Вскоре он заметил, что дорога спускается в лощину, где около двух небольших деревьев была расположена хижина - видимо, чайхана. Напрягая силы, он дошел до нее и досыта напился чаю, закусил сухарями и, ободренный, двинулся дальше.

Солнце склонилось к западу, когда он подходил к горам. Снеговые вершины их казались совсем недалеко, но как он ни шел, они нисколько не приближались, лишь показалось зеленое предгорье, среди садов которого виднелись дома города Ура-Тюбе. Силы оставили его. После каждого километра он останавливался, отдыхал. Солнце спускалось ниже, палило меньше, становилось легче. Усталый, еле передвигая ноги, он вошел в город.

- Скажите, пожалуйста, где здесь больница? - спросил он у проходившего русского.

- Вот тут за угол заверните, за белой каменной стеной и будет больница, - ответил тот ему! Лева знал, что сосланная из Москвы сестра работает в больнице, и там он надеялся узнать что-нибудь о ней.

- Скажите, пожалуйста, - сказал он, заходя в приемный покой, - здесь работает медсестра Надя Иванова?

- Да, здесь, - ответила старушка няня, участливо глядя на Леву. - Сейчас я ее позову.

В комнату вошла среднего роста, бледненькая, худенькая молодая девушка.

- Проходите, больной, раздевайтесь. Что болит? Мы сейчас вас положим.

- Извините, я пришел не ложиться в больницу.

- Так вы на амбулаторный прием?

- Нет, мне нужно Надю Иванову.

- Это я и есть, - улыбнулась девушка. - Вы что, через меня хотите к врачу попасть?

В комнате никого не было, кроме них.

- Я ваш брат, - сказал Лева, приветливо, ласково глядя на девушку.

- Брат! - воскликнула девушка. - Вы из Москвы, от наших.

- Нет, я не из Москвы, я от Господа. Приехал специально братьев посетить и ободрить...

- О, как это чудесно! - почти закричала Надя, обрадовавшись. - Я сейчас на дежурстве. Идемте, я отведу вас туда, где можно покушать и отдохнуть.

Лева думал, что они идут в какую-нибудь санаторную столовую, но ошибся. Выйдя на улицу и пройдя немного, они остановились перед небольшим зданием с вывеской: столовая "Свой труд".

- Посидите за столиком, а я закажу.

Очень скоро к нему подошла молодая официантка, поставила перед ним зеленые щи со сметаной и, протягивая руку, с улыбкой сказал: "Приветствую, брат!" Лева крепко пожал руку, обрадовавшись, что здесь оказалась не одна сестра. Дверь кухни отворилась, и в зал столовой вошла повар - пожилая женщина в белом халате и большом колпаке. Она подошла к столику, где сидел Лева и разговаривал с официанткой, и, подавая ему руку, сказала:

- Приветствую, брат!

.- А вот идет и наша заведующая, - сказала официантка. К столику подошла невысокая полная женщина в черном и, протягивая руку Леве, сказала:

- Приветствую, брат!

От удивления и радости у Левы пропал аппетит. Он вскочил, не зная, что делать. Между тем к нему подходили новые повара, официанты и все приветствовали его. Заметив его удивленный взгляд, заведующая столовой сказала:

- Вся это столовая принадлежит артели верующих и обслуживается ими. Мы содержали эту столовую в Москве. Когда начались гонения на христиан, мы все выехали сюда, к нашей ссыльной сестре Наде. Ну, пока, дорогой брат, кушайте, а потом поговорим. И они оставили Леву одного. К нему вернулся аппетит, и он хорошо поел.

Теперь идите отдохните, - сказала молодая официантка, которая подавала ему обед. Она проводила его через двор, где в двухэтажном доме среднеазиатского типа они жили.

- Вот вода, освежитесь, вымойте ноги.

В небольшой комнатке ему была приготовлена постель, и он уже собрался ложиться, как вдруг в его комнату вошел средних лет человек, с умным интеллигентным лицом, и, вопросительно глядя на Леву, запел: "Оружие долой, солдаты все домой!"

Но тут же появилась сестра заведующая и позвала:

- Алексей, Алексей, идите, не мешайте гостю отдыхать! Незнакомец покорно удалился, чему-то усмехаясь.

Сколько времени прошло Лева не знал, но проснулся от какого-то внимательного взгляда. Действительно, рядом с его кроватью на стуле сидела Надя и всматривалась в его лицо, словно изучая.

- Вы не болеете? - участливо спросила она, как только Лева открыл глаза.

- Нет, не болею, - бодро ответил Лева и быстро приподнялся.

- А у вас был такой утомленный, болезненный вид, когда вы пришли в больницу, что я подумала - вы тяжелобольной.

- Я переутомился с дороги, - сказал Лева, - шел пешком. До этого была бессонная ночь с клопами...

Потом появилась заведующая.

- Знаете что, - сказала она, - если у вас скудно со средствами, вы можете остаться у нас, рубить дрова для столовой вместе с Алексеем.

- Господь усмотрит, - ответил юноша.

Глава 9. Простые русские люди

"Вот великое множество людей..."

Откр. 7:9

- Идемте, выйдем в сад, побеседуем, - предложила Надя. Они прошли в небольшой тенистый сад и сели на скамейку. Смотря на проникающие лучи солнца, Лева догадался, что он проспал всю ночь и было уже утро.

- Во-первых, я хочу спросить вас, брат, давно ли вы стали трезвенником, - спросила Надя.

- Трезвенником я стал с детства своего, - сказал, улыбаясь, Лева. - Я никогда не употреблял никаких спиртных напитков и надеюсь на Бога, что Он сохранит меня от этого зла. Но я не называюсь трезвенником. Да? А мы все думали, что вы - трезвенник, - сказала Надя.

- Кто же вы?

- Я принадлежу к Братству евангельских христиан-баптистов.

- Да? А ведь у нас в Москве баптисты с трезвенниками не сообщаются.

- Дорогая сестра, - ответил Лева, - Господь мне открыл, когда я встал на путь посещения заключенных, чтобы я, не пренебрегал никакими искренно верующими, навещал заключенных в тюрьмах и ссылках - всех, независимо от их веры. Вы страдаете за Господа, я могу только восхищаться вами и нести вам привет и любовь. Написано: "Во всяком народе боящийся Бога приятен Ему".

- У нас после завтрака будет собрание в столовой, побудьте с нами, - сказала Надя.

Лева думал, что будет производственное совещание членов артели, но ошибся. Как только последние посетители ушли и в зале столовой убрали, весь коллектив артели собрался там. Окна занавесили, и началось молитвенное собрание. И гимны, и чтение Слова Божия - все было так же, как у евангельских христиан. Лева горячо молился, благодаря Бога, что Он встретил родных по вере. Его полюбили. Он остался работать у них дровосеком.

Из бесед со всеми он познакомился с историей движения трезвенников в Московской области. С особой любовью рассказывали верующие о брате Иванушке Колоскове, основателе их движения. Из их рассказов Лева узнал, что это был простой русский православный мужичок, который еще до революции поднял знамя борьбы с алкоголизмом, привлек к себе массу сторонников, жаждущих светлой, лучшей жизни.

Сначала он работал в контакте с православной церковью, но, распознав ложь и обман православия, оставил его. Он соприкоснулся с последователями Л. Н. Толстого. Мысль об общинной жизни, о братстве, о любви на земле захватила Колоскова и его последователей. Тогда же трезвенники все, как один, оставили убийство животных для употребления их в пищу, а многие из них по своим убеждениям стали отказываться от участия в войне. Ими за короткий срок были организованы в Москве вегетарианские столовые, различные общества по совместной обработке земли на христианских началах, учреждено народное издательство "Трезвая жизнь".

Виднейшие толстовцы, войдя в среду трезвенников, воспитывали их в духе учения Льва Николаевича. Они почитали Христа только великим Учителем, но не Спасителем. Скоро члены общества, да и сам Колосков, осознали недостаточность учения Толстого. Было великое покаяние среди них, и они приняли Христа. Не только их проповедники-мужчины, но и простые девушки-сестры двинулись в народ, возвещая Христа Спасителя. Большое влияние на движение трезвенников оказали евангельские христиане. Они уже хотели присоединиться к их союзу, но встретили некоего Воронаева, приехавшего из Амерки. Он начал насаждать дух "трясунства". Восприняв от него учение о крещении Духом Святым, трезвенники стали смешиваться с так называемыми пятидесятниками. Как рассказывали Леве, Колосков понял, что Воронаев - грозный и нечестный человек и прямо сказал ему: "Ты работаешь не Духом Святым, а гипнозом".

После этого Колосков откололся от пятидесятников. Он решил вести дело Божие самостоятельно, не присоединяясь ни к какому союзу верующих. Когда началась борьба с религией, страшный удар обрушился на трезвенников. Их ссылали, общины закрывали, столовые тоже. Тогда они, ища аналогии в истории Древнего Рима, в один день и час разбросали по всем правительственным учреждениям Москвы брошюру под названием "Рим горит, а христиане виноваты". Это вызвало новую волну репрессий против них. Пытались арестовать Колоскова, но он скрылся и только по телефону разговаривал с ОГПУ, убеждая прекратить преследования. Тогда, чтобы найти его, преследовали его родных, и он был вынужден явиться в "органы".

Чем больше Лева знакомился с трезвенниками, тем больше становились понятны ему эти простые народные души, стремящиеся к свету. Вечером, после работы, Лева с некоторыми из них направлялся в горы, где с вершины открывалась изумительная панорама. С одной стороны - дикие громады скал, уходящие вверх, к снеговым вершинам, с другой стороны - необъятный горизонт пустынь и степей Туркестана, а внизу под ними - утопающий в зелени городок, орошаемый горной рекой, текущей с ледников. Особенно красиво было, когда всходила луна и освещала все своим торжественным спокойным светом, а внизу светлячками горели огни города.

- Ну, расскажите, Лева, какие у вас планы дальше? Наша заведующая, сестра Катя, до сих пор не верит, что вы действительно посвятили себя посещению заключенных. Говорит: "Может быть, он просто домой на Волгу пробирается".

Лева улыбнулся и, подняв руку, указал на небо:

- Да, я пробираюсь домой, но дом мой не на Волге, а там...

На небе горели первые звезды. Сестры запели сначала тихо, потом все громче:

PoetryК небесам нас путь ведет...
Мы к родной стране стремимся,
Жребий чудный нас там ждет...

...Я отказался от матери, сестер, брата, отрешился от всего. Все, исполнившие волю Отца нашего Небесного, - мне брат, и сестра, и матерь, как сказал Христос.

Одна уже немолодая девушка, сидевшая среди них, сказала:

- Какой вы счастливый, Лева, какой счастливый! Я вполне понимаю. Среди нас было движение странников и странниц. Я тоже была странницей. Это была лучшая пора моей жизни.

- Как это так? - заинтересовался Лева.

- Зимой я работала в столовой официанткой, а как только наступала весна и начинались сельскохозяйственные работы, я уходила в деревню. Прихожу, узнаю, где многодетная семья, где работник нужен, и работаю у них как батрачка, А вечером читаю Евангелие, народ собирается, думают - монашка какая или святая. А я про Христа Спасителя им рассказываю, как Он меня, трешницу, спас. Бывало, полна изба народу, люди плачут, а я молюсь. Поработаю так с недельку и иду в следующее село. Тружусь и Христа проповедую. Странницей тогда я называлась. Счастливое время было!

Рассказчица вытерла глаза платком от катившихся слез.

- А теперь мы как бы застываем. Нет того огня, - сказала сидящая рядом с ней подруга.

На проходивших собраниях трезвенников Лева читал Евангелие и горячо призвал всех бодрствовать и сохранить то, над чем трудились. Несколько вечеров он провел с Надей, делясь с ней теми откровениями, которые послал ему Госродь в болезни, советуя и ей не искать своего, но целиком и полностью посвятить себя делу Христа. Надя благодарила, они вместе молились.

С Алексеем он пилил и колол дрова. Это был муж заведующей столовой. Смелый толстовец, открыто исповедующий свои убеждения, за что попал в тюрьму и был выпущен оттуда с поврежденным рассудком.

Как ни уговаривали работники столовой Леву пожить и поработать у них подольше, Господь звал его дальше. Рано утром, в понедельник, после воскресного дня и чудных сердечных собраний, он стал прощаться.

Глава 10. Расставание

"Смотрите, какую любовь дал нам Отец..."

1Иоан. 3:1

Было раннее утро, но жаркое туркестанское солнце уже давно встало, и в воздухе не чувствовалось той утренней свежести, какая бывает здесь весной или осенью. Ожидая знойный летний день, все работники столовой "Свой труд" вышли провожать Леву.

- Пешком вы не пойдете, - сказала, улыбаясь, заведующая столовой. - Мы в награду за колку дров купили билет на автобус.

- Спасибо, спасибо-, - сказал Лева. - Я больше привык пешком. К нему подошла сестра Катя и протянула узелок: "Это вам на дорогу пирожки. Конечно, не мясные. Мы строгие вегетарианцы и не желаем другим того, чего сами не хотим".

Лева всем пожал руки, благодарил за их любовь.

- Не благодарите нас! - воскликнула Надя. - Мы благодарим Бога и вас, что вы посетили меня, ссыльную, и были для нас, трезвенников, родным братом, хотя вы и баптист. - Я все более и более понимаю, - сказал Лева, что во Христе и Его любви мы родные и название не имееет значения для тех, кто искренно любит Господа.

К нему подошел Алексей подергал его за руку и вдруг, не стесняясь посторонней публики, громко запел: "Оружье все долой, солдаты все домой..."

Жена пыталась его остановить, но бедный толстовец, тронувшийся рассудком в тяжелых переживаниях, не понимал, что от него хотят и что происходит, и продолжал петь.

Лева сел в автобус.

- Приезжайте еще к нам! - слышались голоса. - Мы словно проснулись, ожили...

Лева долго махал кепкой, высунувшись из окна автобуса.

- Это все ваши родные? - спрашивали его соседи.

- Да, родные, очень родные! - ответил Лева.

Набирая скорость, автобус несся по пустынной дороге. Степи, безводные степи, камни, песок... А на душе у Левы - словно цветущий сад. Ему близки эти люди, он близок им, и все это через веру во Христа.

Глава 11. Семьи узников

"Плачьте с плачущими..."

Рим. 12:15

Когда Лева прибыл в Урсатьевскую и хотел брать билет на Ташкент, чтобы там узнать побольше адресов заключенных, брат местной общины сказал, что недалеко отсюда находится небольшой Орловский поселок. Там в местной общине одних верующих арестовывают, а другим угрожают.

- Вам необходимо побывать там, обязательно нужно! - убеждал он Леву.

- Да зачем же? - спросил Лева. - Моя обязанность одна. Я не проповедник, я просто самый меньший, только позван Господом посещать заключенных.

Но брат все-таки уговорил его, сказав, что он сможет утешить семьи, остающиеся без отцов. И Лева поехал в этот поселок. Там действительно оказалось много верующих. Узнав о его приезде, в молитвенном доме собралось много людей. Лева много не говорил, только вместе с ними, встав на колени, со слезами молился Богу, чтобы заступился, чтобы защитил народ свой. Дух говорил Леве: "Не бойся, возвещай!"

И он, открыв Библию, громко прочел историю Есфири, о верности Мардохея, о молитве народа.

- Мы верны, - говорил Лева. - Мы никогда не будем врагами советской власти, мы самые верные, преданные граждане, как Мардохей. Но поклоняемся мы только одному Богу. Злой Аман неверия решил, что вера не нужна, мы обречены на уничтожение; Выход один: вопиять, молиться Богу и не роптать, зная, что за грех нам послана скорбь для у беления и очищения...

Вопли горячих слезных молитв вознеслись к небу, прося дать силы быть верными, чтобы не исчез народ Божий, чтобы сохранилась вера на земле.

Глава 12. Диотреф (Ташкент)

В Ташкенте был огромный молитвенный дом. Собрания проходили по воскресениям и в будни, и всегда дом был переполнен. Большой стройный хор пел чудесно. Проповедников было более, чем достаточно: пресвитеры, благовестники из разных мест России бросали свои "стада" и бежали в Среднюю Азию, где тогда верующих почти не преследовали. Когда Лева.приехал в Ташкент, он встретил там многих братьев, которые, оставив дело Божие, покинули Поволжье. Здесь редко приходилось им проповедовать хватало и местных проповедников и, как выразился один брат, они стоят в очереди перед кафедрой, как в магазине за хлебом.

- Почему вы оставили свое дело, покинули Поволжье? - спросил Лева виднейшего благовестника Волге-Камского союза Кудюрова, которого он уважал за его сильные, красноречивые проповеди.

- Не о спасении душ человеческих сейчас приходится заботиться, - сказал "благовестник", - плетью обуха не перешибешь...

Больно стало Леве слышать эти слова, ведь написано: "Кто хочет душу сбою сберечь, тот потеряет ее". Впоследствии Лева узнал, что эти слова подтвердились в жизни многих, в том числе и Кудюроза, которого оставил Дух Божий, и он стал пьянствовать. Правда, пришел момент, когда он горько раскаялся в своем падении, но стать благословенным тружеником уже не смог.

Встретил Лева и других благовестников с Поволжья, которые горели огнем служения Господу и скоро пошли на страдания, и, как слышно, многие из них в узах почили.

- А, брат Лева, маленький Лев! - приветствовал его словами и поцелуем брат Крыжановский, пресвитер местной общины, он же председатель Среднеазиатского союза баптистов. Это был весьма благообразный старичок, полный, среднего роста, с огромной белой бородой, расходящейся направо и налево. Он бывал в Самаре проездом, бывал и в доме родителей Левы и там видел его. Лева знал, это го пресвитера и сначала слушал его проповеди, восхищался им. Но когда увидел его действия, разочаровался в нем. Лева не признавал лжи, а во время пребывания Крыжановского в Самаре искали какого-то человека с длинной бородой. Крыжановский поспешил скрыться, уговаривал братьев в случае чего указать, что он уехал в противоположную сторону. Это был обычный принцип, усвоенный многими, в том числе и старообрядцами, - "ложь во спасение". Однако большею частью искренно верующих людей этот принцип отвергается, как не соответствующий внутренней установке безусловной праведности.

В кабинете при молитвенном доме сидели двое: благообразный старец с длинной бородой, очень хорошо одетый - Крыжановский и худенький невзрачный юноша, восемнадцати лет, в синей, с белыми полосками рубашке, подпоясанный узким ремнем - Лева. Пресвитер участливо расспрашивал его о жизни. Лева рассказывал ему о том, что он посвятил себя посещению заключенных, желая исполнить слова Христа: "В темнице был, и вы посетили меня". Рассказывал о том, как много теперь братьев находится в горе, нужде. Лева видел, как лицо председателя Среднеазиатского союза становилось все менее приветливым. Он беспокойно заерзал на стуле, глаза его выражали страх. И наклонившись почти к самому уху Левы, он старчески зашептал:

- Я понимаю, что братья страдают, понимаю, что они в нужде, но дело Божие дороже всего. У нас каждое собрание собирает тысячи рублей, но я ни копейки не дам для заключенных.

- Да я у вас и не прошу ни копейки, - нахмурившись, сказал Лева.

- Нет, ты, брат, пойми, не огорчайся, - и он отечески положил руку на плечо Левы. - Ведь если я помогу заключенным, власть узнает, молитвенный дом закроют, а сколько жаждущих Слова Божия, какой хор поет! Что с ними будет?

Лева ничего ни отвечал. Ему было страшно больно от этих рассуждений, он чуть не плакал. Нет, не понимаешь, - продолжал пресвитер кротким голосом, - ведь узнают, что я помог заключенным да еще и меня посадят. А я ведь нужный человек делу Божию, председатель, понимаешь?

- Понимаю, - прошептал Лева и смахнул пальцем набежавшую на глаза слезу.

Вечером, находясь в одиночестве на квартире Лышенкова. Лева стоял перед Богом и изливал перед Ним свою скорбь. Он не видел героев веры, жертвенно идущих на страдания за дело Христа и Евангелия. Все говорили о какой-то "осторожности", никто не хотел страдать ради дела, за которое лилась кровь Спасителя. Лева и не мечтал, что он соберет большую материальную помощь заключенным верующим: личных средств не было, а только жизнь, и все, что он мог сделать, - это отдать свою юность, чтобы как-то утешить, порадовать скорбящих.

- Иисус, - молился он, ;-~ помоги мне не смотреть ни на кого, не смущаться ничем, идти за Тобою, по Твоим следам. Держи меня за руку, я так одинок... И нужно сказать, что как в то время, так и впоследствии, неблаговидные поступки столпов церкви не поколебали веру Левы, Он смотрел только на Христа, верил только Ему.

Скитаясь, он скоро узнал, что молитвенный дом в Ташкенте закрыли и что Крыжановский влачит жалкое существование, торгуя на базаре и в киоске... антирелигиозной литературой.

Глава 13. "Подумай, парень!"

"...И не введи нас во искушение".

Мтф. 6:13

Поезд двигался из Ташкента в Россию по пустынным, песчаным местам. Это был просто пассажирский поезд, переполненный людьми, известный в народе под названием "Максимка". В вагонах было душно, жарко. Несмотря на то, что окна были открыты, табачный дым от множества курящих наполнял воздух.

Лева стоял у окна и всматривался в песчаные безводные дали, думая о тяжести жизни в глуши, на которую были обречены ссыльные. Теперь он ехал в заброшенный среди степей и пустынь казахский городок У ил, где находились в ссылке лучшие представители самарской христианской молодежи. Это место еще во времена царствования князя Голицина называли помойной ямой. Туда теперь ссылались преступники. И там недавно находились близкие сердцу - Валя Алексеева, Коля Иванов, Коля Бондаренко. А теперь из письма Лева узнал, что Коля Бондаренко уже отошел в вечность, Валя Алексеева больна туберкулезом и находится при смерти. Лева надеялся застать ее в живых, а также хотел посетить могилу Коли.

В Ташкенте у Левы созрел план издания журнала "Вестник изгнанника". Он уже закупил бумагу и сложил ее у Лышенкова. В общих чертах он нарисовал и обложку будущего журнала, где изображался вестник, который с котомкой за спиной, опираясь на палку, идет по дороге к изгнанникам. В этом журнале он намерен был осветить вопросы страдания ссыльных и заключенных, состояние общин и чудную руку Божьей помощи, оказываемой всем верным Его.

Об этом журнале он хотел посоветоваться с Колей Ивановым, бывшим студентом Самарского педагогического института, тоже сосланным за веру.

- Что-то ты задумался, парень! - сказал сидящий на мешке бородатый старичок. - Куда едешь?

- Да, вот до станции Ак-Булак.

- Что, родные там?

- Нет, никого родных...

- Так что же ты в такую пыльную дыру направился? Работать, что ли? Я в этих местах бывал.

- Да нет, я туда проездом, потом поеду в Уил.

- В Уил? - на лице старика отобразилось удивление. - Какая нелегкая тебя туда несет?

Лева взглянул на открытое лицо старика, его добрые спокойные глаза, и ему захотелось поделиться с ним.

- Да вот там родные мои по вере, - сказал Лева.

- Да ты кто будешь? Уж не баптист ли?

- Баптист, - спокойно ответил Лева.

- Знаю я этих людей, у нас в Тамбовской области их много. Хорошие люди. Только зачем ты едешь к ним, в Уил - то?

- Они сосланы туда, посетить хочу.

- Доброе дело, - сказал старик. - Но невозможное. Добраться туда в такую жару - смерть. Дорогой хлеба не найдешь ни крошки. Кругом разные разбойники, киргизы грабят, убивают.

Сидевший на соседней лавке молодой человек кивнул головой, как бы соглашаясь со стариком, и сказал:

- Я недавно был в тех местах. Хлеб вывезли подчистую, люди уезжают оттуда, иначе - голодная смерть.

- Ты, парень, вот что, - сказал старик, закуривая трубку, поезжай-ка к нам, в Тамбовскую область, там братья твои живут неплохо и хлеб есть, будешь жить припеваючи.

- Я не хочу жить припеваючи, - улыбнулся Лева.

- Как - не хочешь? Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. Ага, - засмеялся старичок, - так ты на небе ищешь теплого местечка! Царство Божие хочешь заработать себе добрыми делами? Ведь я знаю Писание-то.

- Нет, нет, - сказал Лева. - Мною движет желание выполнить волю Божию, любовь к людям. И я знаю: Царство Божие мы получаем только по милости Голгофской жертвы Христа...

В это время поезд остановился и пассажиры высыпали из вагонов, чтобы немного поразмяться. Вышел и Лева со стариком. Стоя у двери вагона, старик наставлял Леву:

- Подумай, парень! Подумай! Вот как здесь солнце печет, и ветер какой жаркий, песок и пыль бросает, точно так и в Ак-Булаке, а к У илу еще хуже будет. Подумай, парень, не губи себя, поезжай-ка в Тамбов.

Когда подъезжали к Ак-Булаку, вошли новые пассажиры. Узнав о намерении Левы, они все согласно утверждали, что это невозможно.

- Хлеба-то нет, - доказывали они ему. - Воды и то, не всегда найдешь.

Но Лева нисколько не колебался. Он твердо верил, что Бог, пославший его, силен помочь ему во всех трудностях. Он слез с поезда на станции Ак-Булак и пошел по адресу искать брата по вере. На улицах было безлюдно из-за зноя, пыли, поднятой ветром. Вот и дом, который он ищет. Постучался.

- Войдите! - послышался голос. Лева вошел и сказал: "Мир вам!"

Сидевший за низеньким столом человек с колодкой в руках, видимо, сапожник, встал и обнял гостя:

- С миром принимаем! С миром принимаем!

Помолились. Лева изложил брату свое желание - попасть в Уил для посещения ссыльных.

- Не знаю, что и сказать, - промолвил брат, - убирая работу. Дело трудное очень. Сам я не ездил туда, но, говорят, дорога трудная. А сейчас и хлеба нигде нет. Мы тут на станции едва достали.

- Подумай, брат, может быть, не пойдешь? Слишком опасно.

- Нет, - сказал Лева. - Все уже обдумано. Он Сам сказал, что не оставит и не покинет меня, и Он силен провести меня и через пустыню.

Глава 14. Хождение по мукам (В пустыне Туркестана)

"Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся..."

2 Кор. 4:8

Видя непреклонность Левы, брат-сапожник, взялся ему помогать. Он послал жену купить хлеба и сказал ей, чтобы немедленно затопила печь - сушить сухари. Сам пошел к знакомому, который когда-то бывал в У иле, и вернулся от него с целым списком деревушек, аулов, через которые.нужно пробираться, чтобы достигнуть Уила.

Жена брата была истинная христианка. Узнав о предстоящем трудном пути Левы, она с восхищением смотрела на него и поспешила, достав хлеб, пересушить его на сухари. Большой мешок привязали Леве на спину, но брат утешил, что с каждым днем он будет все легче.

- Ведь этими сухарями угостишь и ссыльных, у них тоже, верно, хлеба нет.

Свой вещевой мешок Лева оставил у брата. Рано утром сапожник разбудил его. Было решено отправиться пораньше, пока солнце не так печет. Помолились. Позавтракали. Попрощались.

Лева имел вид довольно-таки странный. С фляжкой и полевой сумкой через плечо, в которой была Библия, со скаткой пальто, перекинутой через другое плечо, он напоминал воина, а с огромным мешком с сухарями был похож на пилигрима с мешком грехов за спиной, по Джону Буньяну.

Километр за километром он шагал бойко и бодро. Солнце поднималось все выше и выше. Жгло. Вперед, несмотря ни на какие преграды! Там ждут его ссыльные!

Местность была холмистая, пустынная, ни дерева, ни кустика. И вдруг он заметил, что эта местность не совсем совпадает с рассказом брата. Давно уже должна быть деревушка, но ничего нет. На его счастье вдали показалась лошадь, запряженная в телегу.

Проезжавший мужичок объяснил ему, что он вышел не на ту дорогу, что нужно идти гораздо левее. Там будет дорога, которая приведет к названному Левой селу. Шагая по бездорожью, обливаясь потом, он молил Бога укрепить силы его нести этот тяжелый мешок. Болели плечи. К вечеру он добрался до села, в котором по плану должен был переночевать.

Когда он развязал мешок и стал пить чай с сухарями, подошли дети хозяина дома. Они с жадностью смотрели, как он ел сухари.

- У вас нет хлеба? - спросил он.

- Давно не видим, - сказала хозяйка постоялого двора. Лева угостил детишек сухарями. По их худеньким лицам он видел, что они недоедают.

Переночевав на дощатом диване и наполнив фляжку холодной водой, рано утром он двинулся дальше. Болели ноги, непривычные к большим переходам. Болели плечи от тяжелого мешка. Лева не унывал, он шел, шел... Как трут плечи эти лямки! Он посмотрел на правое плечо и увидел, что лямка перетерла рубаху. Жарко. Душно. Все время потеешь, пить хочется. Рубаха пропиталась солью от пота. Лопнула одна лямка, он связал ее. Лопнула другая. Он связывал их, но материал, оказался непрочным, расползался. Можно было прийти в отчаяние, но Лева не унывал. Он вытащил два носовых платка, которые у него были, и очень удобно их приспособил. Платки раздвигались, облегали все плечи и не так резали. Он еще засветло дошел до следующего села, где хотел переночевать.

От зноя и напряженной ходьбы щеки у Левы ввалились, лицо потемнело. А постоялого явора в селе не было, пришлось проситься на ночлег. У избушки сидела пожилая женщина. Подошел:

- Здравствуйте! Разрешите переночевать...

- Проходи дальше. Много вас здесь шатается...

Видимо, вид Левы не внушал доверия. И не мудрено. Штаны на коленях потерлись, зияли дыры. Подошел к другой избе:

- Проходи дальше, - послышалось там,

Горько, больно, обидно стало, Но он вспомнил Спасителя, Который скитался по земле и не имел места, где преклонить голову. Вспомнил, что также не принимали и Христа, и ему стало легче.

Наконец, в одной избе ему разрешили переночевать в сенях.

И опять с раннего утра он встал и пошел. Питался он лишь сухарями и водой. Силы уменьшались, а впереди был еще длинный путь,

Русских селений становилось меньше, появились казахские. Однажды он остановился отдохнуть в небольшом поселке, Одна добрая женщина разрешила ему посидеть в ее избе. Лева немного задремал. Она разбудила его: "Вот я напекла лепешек, покушайте немножко".

- Спасибо, спасибо, - говорил он, - у меня сухари есть.

- Ну, что на сухарях... Покушайте лепешки, они -- не на свином сале. Лева все же отказывался.

- Да я вам правду говорю, что они - не на свином сале.

Лева съел две лепешки и поблагодарил Бога и женщину, а затем спросил:

- А почему вы мне сказали, что они - не на свином сале?

- Да я вижу, вы татарин, а татары свинину не едят.

- Нет, я русский, - сказал Лева.

И он понял, как обожгло его солнцем и ветром.

Всего ему нужно было пройти от железной дороги до Уила, как говорят, 250 километров, но в сущности, дорогу никто точно не измерял. Спрашивает он казаха, сколько до Уила?

- Если на хорошем верблюде поедешь, то тридцать верст, а на плохом - сорок.

А пешком, с грустью подумал Лева, все пятьдесят будет.

Местность стала каменистой, дорога вилась узкой, серой лентой, сливаясь с горизонтом. Это был, как говорили казахи, самый трудный участок дороги. Лева экономил каждую каплю воды в фляжке. Солнце поднималось все выше и выше, невыносимо пекло. А он шел и шел.

Вокруг ни одного человека, ни единого кустика. Как будто царство смерти. Силы покидали его. Пройдет версту и ляжет на раскаленную землю, от жгучих лучей солнца пальто накинет на голову. Потом привалы стали все чаще. Страшно хотелось пить. И вдруг он увидел высоко над собой четырех горных орлов. Они увидели жертву. Вот все ниже и ниже спускаются хищники, кружатся. Лева собирает последние силы, идет... И падает Хищники все ниже! Вот один из них, словно камень, падает и, шумя крыльями, проносится над ним. Лева слышал, что они прежде всего выклевывают жертве глаза. Он в ужасе закрывает голову пальто и взывает к Тому, Кому покорны все стихии... И орлы поднимаются все выше и выше и улетают от него.

Но идти сил, кажется, уже нет. Зной нестерпимый. Так страшно хочется пить! Он уже несколько раз открывает фляжку и смотрит, не осталось ли там хоть капли воды. Волы нет. Хотя бы смочить губы, хотя бы каплю воды! Но кругом лишь безжизненное пространство каменистой пустыни! Где взять воду? Солнце еще высоко и ужасно палит! В голосе проносятся вихрем мысли о смерти.

- Господи! Неужели погибнуть здесь, в безводной пустыне? Но ведь Ты можешь из скалы высечь воду. Кругом дали, десятки километров, и никаких признаков воды.

Лева вспомнил из прочитанных книг, как умирали путешественники в пустыне без воды. Видимо, такова и его участь. Запекшиеся губы прошептали еще раз:

- Господи!!!

Он встал и сделал несколько шагов, сам понимая, что они бесполезны. И вдруг увидел за бугром в овраге казахскую кибитку, человека.

Собрав последние силы, он направился туда. Казахи заметили его, они сразу поняли, что ему плохо.

- Пить, пить! - кричал он, что есть силы. Они вынесли ему навстречу ведро с водою. Он сел на землю, обхватил ведро руками и пил, пил, пил...

Бог дал ему воду в пустыне. Он был спасен.

Глава 15. Облегчение

"Благодать для благовременной помощи".

Евр. 4:16

С каждым глотком выпитой воды к Леве возвращалась сила. В тени юрты он хорошо отдохнул. Казахи понимали и говорили по-русски. Они сказали ему, что недалеко отсюда находится селение, где живут русские немцы, и иногда они ездят в Уил. Поблагодарив казахов и поделившись с ними сухарями, Лева на другой день направился к этому селению.

Когда он пришел туда, то был очень удивлен. Окна домов были заколочены. Никаких признаков жизни. Он шел, не встречая ни одного человека, не слыша собачьего лая. Все как будто вымерло.

В конце села он увидел толпу людей. Стояли повозки с разным домашним скарбом. Видимо, люди уезжали. Тут же шел и торг-базар. Он подошел ближе. Продавали корову. "Почем?" - спросил он. - "Три рубля", - ответил юноше высокий крестьянин.

- Ого! - подумал Лева. - Если купить корову и сесть на нее верхом, то можно доехать до Уила. Но тут же сообразил, что кормить корову дорогой будет абсолютно нечем, и эта идея передвижения на корове, разумеется, неосуществима.

Поодаль стояло несколько человек. По их акценту Лева догадался, что это немцы.

- Пойду, расспрошу их о дороге в Уил, - подумал он.

- Вы не знаете, как добраться до Уила? - спросил он.

- Это трудно, - сказал один из них. - Дальше начнутся пески, и можно пробраться только на верблюде или арбе. А зачем вы хотите туда, молодой человек?

- Там у меня есть родные, ссыльные.

- Кто они такие?

- Верующие. Евангельские христиане-баптисты.

- Так вы брат будете?

- Да, да, - ответил Лева.

Стоявшие бросились обнимать и целовать его.

- Брат, дорогой, а как вы сюда-то попали? Как доехали?

- С Божьей помощью пешком из Ак-Булака.

Подошли женщины и стали говорить что-то по-немецки. Тут же он увидел, как одна из них сняла с повозки маленькую мельницу и стала молоть зерно. "Это они для меня стараются", - подумал Лева. И действительно, скоро его угощали кофе с молоком и лепешками.

Хорошо говоривший по-русски пожилой брат сказал: Мы сегодня собираемся уезжать отсюда; здесь страшный голод, русские уже уехали. Еще бы день, и ты бы нас не застал. Сейчас у нас будет молитвенное собрание, и ты будешь говорить слово с переводчиком: у нас мало кто понимает по-русски.

В большом, хорошо сделанном доме, увешанным текстами на немецком языке, собрались верующие. Раздалось стройное пение торжественного гимна. Потом их проповедник прочитал что-то из .Библии. Предложили выступить Леве. Он открыл книгу "Есфирь" и говорил о необходимости молиться и уповать на Бога. Переводчик сразу же переводил его слова. После все горячо, со слезами молились. По окончании собрания к нему подошел один из немцев и на ломаном русском языке объяснил, что у него есть знакомый казах, который сегодня на арбе будет ехать в У ил и согласился взять его с собой. Это было большой радостью для Левы, Поспешно простившись с братьями и сестрами, которые вышли провожать его, он влез на арбу. Казах, весь закутанный в несколько ватных халатов, с огромной меховой шапкой на голове, повязанной белым платком, дружелюбно кивнул ему, и арба покатила. Понукаемая окриками степная лошаденка бежала бодро. К закату солнца они добрались до какой-то речушки, которая, как ручей, текла среди песков. Кругом не было растений и никаких признаков жилья. Отдыхали под открытым небом. И тут, среди этой безжизненной природы, наблюдая закат солнца, Лева почувствовал красоту пустыни.

- Как у вас хорошо здесь! - сказал Лева.

- О, у нас самый лучший край! - воскликнул казах. - Овца, баран, есть кумыс, джаксы! Хорошо!

С молитвой к своему лучшему Другу, Который так дивно облегчил его путь. Лева заснул, Утром казах вскипятил чай. достал овечий пузырь, наполненный сливочным маслом, вылил часть масла в чай и с наслаждением стал пить.

- Попробуй, - сказал он Лева, - Очень хорошо Лева попробовал и хотел сказать, что "очень плохо", но воздержался. Он пил чай с сухарями и находил это вкусным. Потом он достал свою неизменную спутницу - Библию и стал читать чудесную главу пророка Исайи, где говорится, что пустыня будет, как сад. Лева молился о бедных казахах, сердца которых были пустынны. Они не знали Христа и так нуждались в том, чтобы свет Евангелия озарил их.

Лева и казах поехали дальше, по песку дорога была трудная. Солнце жгло. Лева расстегнул рубашку и изнывал от жары. Казах, укутанный в халаты и шапку, посмотрел на него и сказал:

- Что ты не оденешься, неужели тебе нежарко?

Лева надел пальто и, действительно, ему стало прохладней, К вечеру вдали на одном из холмов показались очертания каких-то построек.

- Уил, - сказал казах, указывая кнутом вперед.

Словно затерянный, забытый, стоял на берегу речки Уила одинокий казахский городишко У ил, начинающийся и исчезающий в песках. С давних пор он был местом казахских ярмарок. Сюда кочевники сгоняли для продажи свои стада, здесь же торговали кожей, мясом.

Сердце Левы лиховато, цель была достигнута. Он тихо пел:

PoetryИ когда от болей жгучих
Я устану на пути,
На руках Твоих могучих,
Верю, будешь Ты нести..,