Феоктист Дунаенко - До конца претерпевший

Усилия духовенства

"Как бы нас ни притесняли, собраний наших не оставим", - решили братья.

Однажды приехал из другого города священник, чтоб служить в церкви. За мной прибежали двое полицейских. У каждого палка. Приказали мне:

- Собирайся немедленно в церковь!

Я взял Библию и спрятал под полой. В церкви занял место возле заднего окна. Началась служба. Поют певчие. Народ молится, крестится. Все идет хорошо. Под конец священник сказал проповедь об иконах и об идолах.

- Идол - это бык, а икона - это образ святых человеков и святых жен.

Я стоял и весь трепетал от волнения. Чувствовал, как будто кто-то шепчет мне: "Не молчи, говори!"

- Батюшка, позвольте мне сказать несколько слов, - сказал я громко.

- Говори, говори, Дунаенко!

Я раскрыл Библию и прочитал: "Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину" (Втор. 4:15-16). - Слышали, батюшка? Тут же не говорится ни о каком быке!

В церкви поднялся шум среди народа. Здоровенный мужик подошел ко мне, ударил кулаком в шею и потащил к двери. Когда вытолкал наружу, запер дверь церкви. Вокруг церкви ограда, в середине - главные ворота. Он вытолкнул меня за ворота и крикнул:

- Пошел вон!

В тот день был послан рапорт уряднику о том, что Дунаенко не унимается и конфузит при людях священника.

Когда приехал урядник, то на этот раз уже не бил меня, а мучил. Я едва остался живым.

- Как ты, гадина, посмел бить священника?

- Я и пальцем его не тронул...

- Ты его словами бил при всем народе!.. Погоди, достукаешься каторжных работ! Сгниешь там навеки.

Это было сказано при народе. Все решили, что скоро я буду каторжником. Но братья и сестры даже после этого собраний не оставляли.

Иногда нас заставали на собраниях. Тогда нас гнали сорок верст в Уманскую тюрьму на восемь суток. Мне всегда немного добавляли, и я сидел 10-14 суток .

Вместе с мужиками гнали и слабых женщин с грудными детьми. Милосердия не проявляли ни к кому. Слезы и просьбы не помогали.

Приезд следователя

Приехал следователь из Киева. Меня к следователю не вызывали. Он остановился у священника для расследования этого дела. Следователь спросил у священника:

- Вы приказали позвать Дунаенко в церковь?

- Да, я приказал полиции, чтобы позвали его для увещевания.

- Когда Дунаенко вошел в церковь, он сразу начал что-нибудь говорить?

- Нет, он только попросил слова после моей проповеди.

- Вы ему запретили или позволили?

- Я ему сказал: "Говори".

- Вы позволили ему говорить в церкви, когда стояли за аналоем?

- Я думал, что он попросит прощения, покается перед Богом.

- Вы думали так, а он думал иначе. С моей точки зрения, Дунаенко не совершил никакого беззакония.

Печальные случаи

У одного брата умер ребенок. Полиция не позволяла похоронить ребенка на общем кладбище. Это было летом. Стояла жара. Несколько дней брат держал тело ребенка в погребе. Но дальше нельзя было держать; нужно было где-то похоронить. И брат похоронил ребенка у своего двора.

Через несколько дней приехал урядник и приказал:

- Тело выкопать и похоронить на свином пастбище!

Начался плач и вопль братьев и сестер от такого издевательства. Но на этом надругательства не кончились. Созвали сельский сход и постановили: "Забрать у штунды хлеб, который уже в снопах, а земли им дать только полдесятины и в таком месте, где ничего не растет, - на глине".

По всем полицейским участкам было разослано распоряжение - забирать у штунды новорожденных детей и крестить их по православному обряду. Некоторых детей крестили в ледяной воде. Младенцы простуживались и умирали.

Однажды я на своей усадьбе начал копать глину, чтобы построить себе избушку. Сельский староста увидел и говорит: "Ты зачем здесь копаешь?"

- Это моя усадьба, я здесь родился; за это плачу подать. Это место перешло ко мне от отца...

- Я тебе покопаю!.. Вон где твое место - там копай! - и показывает палкой на небо. - А тут не имеешь права копать!

Что мне было делать? Куда идти? Кому жаловаться? Я был, как маленький сирота, которого все дети бьют и все у него отнимают, а ему остается только плакать и утирать рукавом слезы...

Жена говорит:

- Брось копать, а то еще позовет полицейских, и тебя изувечат.

Верующим запрещали ночью зажигать свет в домах. А ведь ночью с малыми детьми всякое бывает. Заплачет дитя, мать зажжет свет. А кто-нибудь идет мимо, видит - у штунды свет! Ага, значит, читает Библию. Надо побить ему стекла!

Беспокойство общества

Общество стало замечать, что кое-кто из молодежи тайно ходит в собрание слушать Библию. От одного к другому стали передаваться слова: "У них там интересно!" И они постановили:

- Так как наши сыновья и дочери идут к штундам слушать Библию, то мы должны купить свою Библию, общественную. Тогда молодежь не будет ходить к штундам. Нашу общественную Библию надо читать в церкви. Может, там кто купит свечку да засветит перед святыми иконами, и нехай тогда придет в церковь штунда и Библию почитает, какую батюшка купит.

Это было решено в присутствии священника. Собрали деньги для покупки Библии и отдали их священнику. Через некоторое время священник привез Библию и созвал всех жителей села. За мной послали сотского с палкой. Он очень строго сказал:

- Иди со мной, почитаешь Библию, чтобы не поклоняться святым иконам!

Гонит меня сотский, громко поносит всякими злыми словами. Прихожу в сельское правление. Народ кричит:

- Ага, пришел!.. А ну-ка, почитай нам Библию, которую батюшка купил... Погромче прочитай... там, где сказано, чтоб мы святым иконам не поклонялись!

Доказательство из Библии

Все пристально смотрели на меня. Священник сидит за столом, и другие какие-то с ним. Мне дают Библию, чтобы я прочитал им место, где написано про иконы.

У многих такое выражение на лице, что я не найду в Библии слов против икон. Они заранее торжествуют, готовятся избить меня.

Я открыл 44-ю главу пророка Исаии и прочитал 13-й, 14-й и 15-й стихи: "Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. Он рубит себе кедры, берет сосну и дуб, которые выберет между деревьями в лесу, садит ясень, а дождь возращает его. И это служит человеку топливом, и часть из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло, и разводит огонь, и печет хлеб. И из того же делает бога и поклоняется ему, делает идола и повергается перед ним".

Люди были вынуждены молчать, потому что так условились. Все ожидали конца моего чтения. По окончании чтения священник встал и говорит:

- То, что прочитал Дунаенко из Ветхого Завета, нас не касается.

Народ обрадовался, зашумел:

- Это не для нас!

Тогда я открываю 17-ю главу Деяний Апостолов и читаю 29-й стих: "Итак, мы, будучи родом Божьим, не должны думать, что Божество подобно золоту или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого".

Кое-кто из народа убедился в моей правоте, а некоторые ожесточились и исполнились великой ненавистью ко мне. По домам расходились возбужденные, спорили, шумели. Были голоса и за меня, но большинство было против. Людям не хотелось расставаться с тем, чему они верили много лет.

Верующие искали выход

Приближался праздник светлого Христова Воскресенья - Пасха Христова. Полицейские, шпионы и наши ненавистники заранее приготовили дубинки - разбивать окна в тех домах, где соберутся верующие.

Тогда все мы решили: "Соберемся не в доме, а вдали от селения, в степи, откуда не будут доноситься до села наши голоса.

Собрались мы на кладбище, у выкопанной могилы, в которой еще не успели похоронить покойника. И возле этой могилы мы молились в горьких слезах. Малых детей держали на руках. А кто был побольше, сам стоял.

Наши гонители тщетно искали дом, где проходит пасхальное собрание. Но окна бить им не пришлось, потому что ни в одном доме не было собрания...

С каждым днем гонения усиливались. Но наши собрания не прекращались. Тогда наши гонители стали хватать братьев и сестер где попало, вместе с малыми детьми. Некоторые сестры работали на огороде. В домах оставались их грудные дети. Когда арестовывали сестер на огородах, они просили:

- Пустите в дом взять ребенка, его надо кормить грудью...

- Обойдется и без груди, - смеялись гонители.

Матерей погнали за 40 верст в Уманскую тюрьму. Ночь провели под открытым небом у дороги. Сестры стонали от болей в груди, потому что у них скопилось молоко... А их младенцы дома плакали от голода.

На другой день сестер перевели в тюрьму. При тюрьме была церковь. Священник начал православную службу. На эту службу было позвано много полицейских. Во время службы сестры и братья плакали.

После службы священник раздал всем просфоры. Некоторые не брали. К таким подбегали полицейские и без всякого стеснения били их. Мою жену толкнули с высокой лестницы. Она сильно ушиблась, но осталась жива.

После службы сестер опять погнали в тюрьму. Туда к этому времени привезли из села их грудных детей. Показали их издали, а близко подходить к детям запретили. Младенцы плакали. Матери стонали, рыдали от горя. Вот какую пытку придумало начальство по наущению духовенства.

Полиция кричала на брата, который привез грудных детей.

В этот день матери так и не покормили детей.

- Привезете детей завтра в 9 часов утра!

С этими несчастными малютками Григорий Дорофеевич Мусиенко поехал на постоялый двор Умани.

С великими мучениями и большим терпением пережил он ту ночь. Плачущие дети не давали покоя другим людям на постоялом дворе. Среди женщин было много евреек, тоже с младенцами. Когда они узнали, почему плачут дети, то брали их на руки и кормили своей грудью. Слезы текли по лицам этих женщин:

- Бедные малютки, за что вас так наказывают?

Можно представить, что переживали матери, оставшиеся в тюрьме.

В тюрьме

На другой день детей привезли в 9 часов утра. Но сразу их к матерям не пустили: надо было выхлопотать разрешение от высшего начальства. Эти хлопоты отняли почти два часа. Дети плакали. Матери в тюрьме метались в отчаянии.

В один из вечеров, после проверки камер, братья преклонили колени и начали молиться. В это время что-то загудело под тюрьмою, лампы начали двигаться. Надзиратель громко закричал:

- Землетрясение!

Все перепугались: тюрьма каменная, и если разрушится, то всех похоронит. Но через несколько минут землетрясение прекратилось. Братья с колен не вставали. Молитвы сопровождались обильными слезами. После молитвы улеглись на голые нары. Ни в женском, ни в мужском отделениях не было никаких подстилок.

Только через восемь дней сестер и братьев отпустили домой, а меня заперли на двое суток в карцер.

Угроза

На воротах дома брата Мусиенко было приклеено письмо, в котором содержалось требование, чтобы он в поле, возле придорожного креста, в приготовленную яму, прикрытую камешком, положил сто рублей. Если же деньги не будут положены, то будет сожжен его двор и дом.

Мусиенко это письмо отнес в сельское правление. До этого его уже прочитали соседи, проходившие мимо ворот.

По почерку узнали автора угрожающего письма. Старика Мусиенко вызвали к становому приставу и сказали:

- Мы знаем, кто это написал, и составили протокол, который вы должны подписать, чтобы дело было отправлено в суд.

Брат Мусиенко не захотел судиться и поэтому протокола не подписал. Через некоторое время была сожжена мельница Мусиенко, которая стоила несколько тысяч рублей. Рядом с мельницей были маслобойка и шерстобитка. Сгорело много всяких машин.

Вскоре после пожара у брата Мусиенко смертельно заболел восемнадцатилетний сын. Спасти его не могли. Братья вырыли могилу на общем кладбище. Но гонители верующих донесли уряднику:

- Наше православное кладбище хотят опоганить умершим штундой.

Урядник отдал строгое предписание сотскому: ни в коем случае не допустить похорон сына Мусиенко на кладбище и могилу засыпать.

Неграмотный сотский приносит мне этот приказ и просит прочитать его вслух. Я прочитал ему, а бумажку положил себе в карман. Это случилось в феврале. Тело лежит в доме. Я посещаю покойника, читаю Евангелие. Народ сходится, как на похороны, и слушает Слово Божье.

Некоторые злые люди говорят:

- Пусть из него борщ сварят! Не позволим хоронить на нашем кладбище!

- Но это не по-Божьему, - отвечают другие.

Я каждый день читаю возле покойника Евангелие. Народу собирается все больше. После чтения провожу толкование прочитанного. В результате семнадцать человек обратилось ко Христу.

Когда узнало об этом начальство, гонения усилились. Я решил написать прошение на имя его императорского величества. Вместе с прошением я вложил приказ урядника Карпа Никодимовича Кулибабы о запрещении хоронить покойника на кладбище.

Конверт с прошением к императору я вложил в другой конверт - на имя верующего человека Германа Исааковича Фаста, жившего в Петербурге. Я все подробно описал брату. Брат Фаст ответил телеграммой: "Письмо получено и отправлено по адресу".

Переполох

Эта телеграмма вызвала переполох во многих селах. Все спрашивали у нарочного, который доставил мне депешу:

- Кто ее прислал из Петербурга Дунаенко? Что в ней написано?

Священник тоже зазвал к себе нарочного и спросил о телеграмме. Нарочный сказал:

- Я только доставил телеграмму, а что в ней написано, не знаю. Я ее не читал.

Тело лежало в доме 21 день. Наверное, уряднику было прислано распоряжение из Петербурга, потому что он приехал и сказал, что покойника можно похоронить. Он сам присутствовал на похоронах, чтобы не было возмущения со стороны православных.

В воскресенье священник после службы пошел к церковному старосте на обед. А три сына этого старосты обратились ко Христу, когда я читал над покойником Слово Божие.

Во время обеда староста говорит:

- Батюшка, помогите, дайте совет, что мне делать с моими сыновьями, которые стали ходить на собрания к Дунаенко?

Священник ответил:

- Вы знаете, что сделали с Яшкой, который ночью обокрал церковь. Его убило общество, и над убийцами не было никакого суда. Вот так же надо поступить с Дунаенко.

Постановление схода

В деревне собрали сход и постановили: "Кто не хочет бить и разгонять штунду, у тех отнять землю". Каждому было страшно остаться без земли. Люди, подписавшиеся под этой бумагой, взяли колья, чтобы всем было видно, что они идут разгонять штунду. Священник приехал провести службу. Все общество пришло в церковь. Колья сложили снаружи. А когда служба кончилась, кое-кто взял небольшие иконы в руки. В одной руке держит икону, другой берет кол. Так они шли громить штунду.

Один здоровенный мужик приготовился убить меня. Но Бог не допустил моей гибели. Жена моя в это время была больна. Соседка забежала в наш дом, чтобы помочь жене. Мне она сказала:

- У вас нет ни капли воды. Бери ведра и скорей иди по воду!

Я ушел. Когда громилы пришли в дом и увидели, что меня нет, а жена лежит больная, они не тронули ее. Это было 14 февраля 1891 года. В других домах многих верующих избили до крови. Женщин таскали за волосы, били ногами. Одну девочку перебросили через забор на мерзлую землю. В тот же день она умерла.

До убийства дочери родители тайно веровали, а теперь перестали скрывать свою веру и были готовы умереть за Христа. После этой расправы братья попросили волостного старшину Антона Булавку приехать к нам.

Старшина прибыл и собрал всех братьев в сельское правление. Народ думал, что он будет расспрашивать о всех недавних зверствах и наведет порядок. Но он поставил братьев в ряд и начал бить по лицу всех подряд. Мне досталось больше всех. Но я не падал духом, потому что твердо верил, что Бог накажет за такое зверство.

Колокольный звон

Однажды слышу звон колоколов. Думаю: в честь какого же праздника? А народ стекается к церкви со всех сторон. Смотрю в окно и вижу - бежит полицейский. Вбегая в дом, кричит:

- Не слышишь звона? Почему не идешь в церковь? Чтобы через минуту был там... Увидишь, что с тобою будет...

Подгоняет меня палкой, ругает скверными словами - страшно слушать. Подхожу к церкви и вижу несколько фаэтонов, а возле них много народу. Мною овладел страх. Из церкви вышли стражники и урядники. Один стал впереди меня, другой - позади. Народ расступается, дает дорогу. Ввели меня в церковь. Вижу - несколько священников, неизвестных мне, справа - исправник, пристав, жандармы, урядник; а против клироса стоит какой-то чиновник. Из алтаря выходит священник в облачении. Я стою, как бесчувственный. Он спрашивает:

- Ты - Дунаенко?

- Точно так, - отвечаю.

Трудно быть спокойным, когда кругом стража с обнаженными шашками. Священник продолжает:

- Почему ты оставил свою мать-церковь и стал, как овца заблудшая? Ты читаешь Евангелие. В нем сказано, что Христос оставляет стадо и идет искать одну овцу потерянную. Видишь, мы все оставили свои дела и пришли искать твою потерянную, заблудшую душу... Ты заблудился, оскорбил свою мать-церковь... Ведь ты родился православным и вырос в православной церкви. Ты ее любил, и она любила тебя. Ты хорошо трудился в ней, читал и пел... Зачем же ты оставил свою любимую мать, которая родила тебя, крестила, учила? Вместо благодарности ты наплевал на нее, убежал и совращаешь других.

Я едва стоял на ногах - так он заморочил мне голову своими увещеваниями. Нужно было что-то сказать, и я спросил его:

- Что мне сделать доброго, чтобы наследовать Царство Божье?

Он оглядел всех людей и говорит:

- Повторю тебе заповеди Христа...

- Какие? - спрашиваю.

- Первую и вторую...

Но тут подошел к нему чиновник и стал что-то шептать на ухо. Тогда священник объявил:

- Через полчаса в школе будет беседа миссионера с Дунаенко. Приходите все послушать.