МАТЬ ПЫТАЕТСЯ БЕЖАТЬ
Когда за Шином пришел учитель, он сидел в спальне школьного общежития и
надевал ботинки. Это было субботним утром 6 апреля 1996 года.
– Эй, Шин, вставай и иди за мной прямо как есть, – сказал учитель.
Гадая, куда и зачем его вызывают, Шин поспешил за учителем, который вывел
его из общежития на школьный двор. Во дворе стоял джип, а около него Шина
ждали три человека в форме. Они надели ему наручники, завязали глаза полоской
черной ткани и затолкали на заднее сиденье. Они увезли его, не говоря ни единого
слова.
Шин не мог понять, куда и зачем его везут, но через полчаса тряски на заднем
сиденье джипа он начал дрожать от страха.
Когда джип остановился, военные вытащили его из машины и поставили на
ноги. С лязгом открылась и закрылась за его спиной тяжелая железная дверь, а
потом зашумели какие-то механизмы. Охранники толкнули его в лифт, и Шин
почувствовал, что кабина опускается куда-то вниз...
В большой пустой комнате без окон повязку сняли, и Шин увидел офицера с
четырьмя звездочками на погонах, сидящего за столом. Рядом с ним стояли два
охранника. Один из них приказал Шину сеть на стул с высокой прямой спинкой.
– Тебя зовут Шин Ин Гын? – спросил офицер.
– Да, так точно, – ответил Шин.
– Имя твоего отца – Шин Гён Соп? -Да.
– Имя твоей матери – Чан Хе Гён? -Да.
– Твоего брата зовут Шин Хе Гын? -Да.
Офицер минут пять пристально смотрел на Шина, который не мог взять в
толк, к чему его обо всем этом спрашивают.
– Ты знаешь, почему ты здесь? – наконец спросил офицер.
– Нет, не знаю.
– Наверное, нужно тебе объяснить?
Шин утвердительно кивнул головой.
– Сегодня на рассвете твоя мать и твой брат были пойманы при попытке к
бегству. Вот почему ты здесь. Понимаешь? Ты знал об этом или нет?
– Я... я не знал.
Шин был потрясен услышанным и с трудом выдавливал из себя слова. Он не
мог понять, не сон ли это. Офицер явно не верил Шину и сердился все больше.
– Как можно было не знать, что твои собственные мать и брат замышляют
побег? – спрашивал он. – Если хочешь жить, колись и говори правду.
– Нет, я действительно ничего не знал, – говорил Шин.
– И отец ни о чем таком не упоминал?
– Я уже давно не был дома, – ответил Шин. – Когда я заходил туда с месяц назад, я ничего такого не слышал.
– Чем могут быть недовольны твои родные, чтобы задумать побег? – спросил
офицер.
– Я честно ничего не знаю.
Именно такую историю рассказал Шин, приехав в Южную Корею в конце
лета 2006 года. Он рассказывал ее часто, совершенно уверенно, не сбиваясь и не
путая деталей.
В Сеуле его допрашивали агенты спецслужб, которые проводят длительные
собеседования со всеми перебежчиками из Северной Кореи и умеют вычислять
среди них профессиональных киллеров, периодически засылаемых на Юг
правительством Ким Чен Ира.
Потом Шин рассказывал свою историю психотерапевтам и психологам из
правительственных центров для репатриантов, потом активистам-правозащитникам
и таким же перебежчикам, а потом еще и представителям местных и
международных СМИ. То же самое он написал в вышедших в 2007 году на
корейском языке мемуарах, то же самое он рассказал мне при первой встрече в
декабре 2008-го. Спустя девять месяцев в Сеуле, когда мы с ним каждый день на
протяжении целой недели проводили в многочасовых беседах, он повторял мне все
ту же самую историю, но только более подробно.
Естественно, никакой возможности подтвердить истинность его слов не было.
Шин был единственным источником информации о своей жизни в лагере. Мать и
брат погибли. Отец либо до сих пор оставался в лагере, либо, что более вероятно,
тоже уже был мертв. Правительство Северной Кореи вряд ли взялось бы помогать
установить истину, поскольку вообще отрицало сам факт существования Лагеря 14.
Тем не менее история была проверена со всех сторон и казалась вполне
правдоподобной беглецам из других лагерей, ученым, правозащитникам и
правительству Южной Кореи. Поверил в нее и я. В результате я вставил ее в
статью, вышедшую в «Washington Post». Я написал, что Шин «был ошарашен,
узнав о побеге», поскольку мать ничего не сказала ему о своих планах.
* * *
В один ясный день в калифорнийском Торрансе Шин вдруг снова вернулся к
этой истории и рассказал ее совсем по-другому.
Мы уже приблизительно с год периодически встречались с ним, работая над
книгой, и всю последнюю неделю сидели друг против друга в моем полутемном
номере отеля «Best Western», неторопливо перебирая события его детства.
За день до этой беседы Шин сказал, что хочет рассказать мне нечто новое и
очень важное. Он настоял, чтобы мы нашли нового переводчика. Кроме того, он
пригласил на встречу Ханну Сон, свою тогдашнюю начальницу и де-факто
опекуншу, сказав, что ей тоже необходимо это услышать. Сон была
директором-распорядителем «Свободы в Северной Корее», правозащитной группы,
при содействии которой он перебрался в США. Эта 29-летняя американка корейского происхождения помогала Шину распределять деньги, следить за
визами, путешествовать, обращаться за медицинской помощью и просто прилично
себя вести в обществе. Она в шутку говорила, что стала Шину матерью.
Шин снял сандалии и взобрался с ногами на гостиничную софу. Я включил
диктофон. С улицы в номер просачивался шум автомобилей. Шин молча вертел в
руках свой мобильник.
– Так что же произошло? – спросил я.
Шин сказал, что соврал про побег своей матери. Он придумал эту легенду
прямо перед вылетом в Южную Корею.
– Мне слишком многое нужно было скрыть, – сказал он. – Я с ужасом
представлял, как ко мне отнесутся люди, как спросят: «Есть ли в тебе хоть что-то
человеческое?» Держать это в себе было очень трудно. Вначале я не придавал
особого значения этому обману. Ложь была частью моего плана, и я пошел на нее
сознательно. Но теперь меня окружают люди, возбуждающие во мне желание быть
честным. Смотря на них, я хочу быть порядочным. И поэтому я почувствовал, что
мне нужно рассказать правду. Теперь мои друзья – это честные люди. Я начал
понимать, что такое – быть честным. И чувствую ужасную вину за все, что
сотворил.
Я был больше верен охранникам, чем собственной семье. Все мы там
шпионили друг за другом. Я знаю, если я расскажу правду, люди будут смотреть на
меня с презрением.
У людей с воли очень неправильное представление о том, что происходит в
лагерях, нас били не только солдаты. сами заключенные относились друг к
другу с предельной жестокостью . В лагере не было ощущения общности
или коллективизма. И я был одним из этих злых и жестоких заключенных.
Шин сказал, что не ждет прощения за то, о чем сейчас собирается рассказать.
Он сказал, что и сам не может простить себя. Казалось, ему хотелось не только
загладить вину, но и сделать нечто большее. Он хотел объяснить (даже понимая, что
рискует подорвать этим признанием доверие ко всем своим свидетельствам), как
лагерная жизнь искалечила в нем человека.
Он сказал, что если благодаря ему люди смогут понять, что лагеря для
политзаключенных творили (и продолжают творить) с душами рожденных за
колючей проволокой детей, он сможет не только искупить свою вину, но и
почувствовать, что не зря прожил жизнь.
ГЛАВА 5
МАТЬ ПЫТАЕТСЯ БЕЖАТЬ, ВЕРСИЯ 2
Эта история начинается на день раньше, в пят-ницу, 5 апреля 1996 года.
Ближе к концу учебного дня учитель сделал ^^ Шину неожиданный сюрприз.
Он разрешил ему в эту ночь не оставаться в общежитии. Шин мог пойти домой и
поужинать с матерью.Таким образом учитель решил поощрить Шина за хорошее поведение.
Проведя уже два года в школьной общаге, Шин начал понимать, что к чему. Он стал
меньше отставать от одноклассников, реже терпеть побои и чаще стучать.
На самом деле Шину не очень-то хотелось проводить ночь в материнском
доме. Их отношения не улучшились и после того, как он его покинул и стал жить
отдельно. Он до сих пор не верил в ее заботу, да и она в его присутствии сильно
напрягалась. Тем не менее, поскольку учитель сказал идти домой, надо было идти
домой.
Шина, конечно, удивило, что его отослали домой, но еще больший сюрприз
ждал его там. Дома оказался и его брат Хе Гын. Он работал на цементной фабрике,
расположенной в нескольких милях от дома, в юго-вос-точной части лагеря. Хе
Гыну в этот момент был уже 21 год, он больше 10 лет жил вне дома, Шин его почти
не знал и очень редко видел.
Шин знал о брате только одно: тот был не слишком-то хорошим работником.
Ему редко давали разрешение отлучиться с фабрики и повидаться с родителями.
Должно быть, подумал Шин, он наконец сделал что-то правильно, раз его
отпустили домой.
Мать Шина появление младшего сына перед ужином совсем не порадовало.
– Ой, ты пришел домой, -- просто произнесла она.
Потом она взяла единственную в доме кастрюлю и приготовила жидкую кашу
из ежедневной продуктовой нормы в семьсот граммов кукурузы. Взяв по ложке и
миске, все трое уселись ужинать на кухонном полу. Поев, Шин отправился спать.
Проснулся он, услышав голоса в кухне. Ему стало интересно, что там
задумали брат с матерью, и он заглянул в дверную щель.
Мать варила рис. для шина это было больнее и обиднее пощечины,
ему она дала полупрозрачную кукурузную похлебку, а брату готовила рис !
Значение риса в культуре Северной Кореи трудно переоценить. Он является знаком
благополучия, символом семейной близости и правильной, сытной трапезы. Зэкам
риса почти не дают, и его отсутствие служит им ежедневным напоминанием о
нормальной жизни, которой у них никогда больше не будет.
В результате же хронической нехватки продовольствия рис стал пропадать и
из рациона «свободных» жителей КНДР. Особенно это коснулось тех, кто
принадлежит к враждебному классу. Многие юные перебежчики с Севера,
прибывая на Юг, рассказывают, что дома им без конца снился один и тот же сон:
они сидят всей семьей за столом и едят теплый рис. В среде пхеньянской элиты
одним из самых вожделенных статусных символов является электрическая
рисоварка.
Наблюдая, как мать готовит рис, Шин догадался, что она, должно быть, по
зернышку воровала его на ферме, где работала, а потом прятала где-то в доме. Его
охватила жгучая злоба. Но он продолжал подслушивать.В основном говорил брат. Шин услышал, что Хе Гыну никто не позволял
вернуться домой. Он ушел с цементного завода без разрешения, потому что сильно
в чем-то проштрафился.
Шин понял, что у брата серьезные неприятности и что он будет непременно
наказан, как только его поймают. Мать с братом обсуждали, что делать.
Бежать.
Шин услышал это слово с безграничным изумлением. Его произнес брат. Он
хотел бежать. А мать ему помогала. И варила в дорогу свои драгоценные запасы
риса.
Шин не слышал, чтобы мать говорила, что собирается бежать вместе с Хе
Гыном. Но вместе с тем она не пыталась уговорить его остаться, хоть и понимала,
что независимо от того, удастся ли побег, всех членов семьи наверняка ждут пытки
и, скорее всего, казнь. Все заключенные наизусть знали второй подпункт первого
правила Лагеря 14: «Заключенный, узнавший о планируемой попытке побега и не
доложивший об этом сотрудникам охраны, расстреливается немедленно».
Мать вроде даже не особо волновалась. Но Шин был перепуган насмерть. У
него безумно колотилось сердце. Он злился на нее за то, что она рискует его
жизнью ради старшего брата. Он боялся, что его посчитают пособником... и
расстреляют.
А еще он просто завидовал брату за то, что мать отдала ему рис.
Обиженный 13-летний подросток долго вертелся на полу материнской
спальни, пытаясь унять панику, а потом в нем включились воспитанные лагерем
инстинкты и он понял, что должен немедленно донести об услышанном. Он
поднялся с пола, вышел в кухню и направился к входной двери.
– Ты куда? – спросила его мать.
– В туалет, – сказал он.
Шин помчался в школу. Времени было около часа ночи. Он прибежал в
общежитие, но его учитель, естественно, давно ушел домой в обнесенный стеной
поселок Повивон.
Кому же рассказать?
Шин нашел в переполненной комнате общежития друга и разбудил его. Если
Шин и доверял кому-то на этом свете, то это был Хон Сен Чо.
Шин рассказал ему о планах матери и брата и попросил совета. Хон
предложил ему обратиться к школьному охраннику. Они отправились к нему
вместе. По пути к главному зданию школы, где находился кабинет охраны, Шин
придумал, как продать эту информацию с выгодой для себя.
Охранник не спал. Он приказал мальчикам войти в кабинет.
Шин с этим охранником знаком не был.
– Мне нужно вам рассказать важную вещь, – сказал он ему. – Но за это вы
должны пообещать мне кое-что взамен.
Охранник обещал помочь.Во-первых, Шин потребовал, чтобы ему гарантировали увеличенный паек, а
во-вторых, чтобы его назначили старостой класса. Дети, занимавшие этот пост,
меньше работали и реже подвергались побоям.
Охранник гарантировал Шину выполнение всех его требований.
Поверив надзирателю, Шин объяснил ему, что задумали мать с братом, а
также сказал, где они сейчас находятся. Охранник позвонил старшему офицеру, а
потом сказал Шину с Хоном ложиться спать. Он сам во всем разберется.
На следующее утро на школьный двор за Шином приехал джип с людьми в
военной форме.
Потом все происходило в точности так, как он написал в своих
воспоминаниях и рассказал всем в Южной Корее. Ему надели наручники и завязали
глаза, посадили на заднее сиденье и в полном молчании отвезли в подземную
тюрьму.
Но Шин понимал, почему все это происходило. Кроме того, он считал, что
охранники знали, что донес на своих родных именно он.
не хотел знать), что Шин был честным стукачом.
-- Сегодня на рассвете твою мать и твоего брата поймали при попытке к
бегству. Вот почему ты здесь. Понимаешь? Ты знал об этом или нет? Как можно
было не знать, что твои мать и брат замышляют побег? Если хочешь жить, колись и
говори правду.
Перепуганный Шин почти потерял дар речи. Это же он донес на родных! Он
не мог взять в толк, почему его допрашивают, словно их сообщника.
Со временем Шин выяснит, что школьный сторож сказал, что это он раскрыл
заговор. Докладывая начальству, он даже не упомянул, какую роль во всей этой
истории играл Шин.
Но в это первое проведенное в подземной тюрьме утро Шин еще ничего не
знал. 13-летний подросток был сбит с толку и не понимал, что с ним происходит.
Комментариев нет:
Отправить комментарий